Культура арабского мира, включая и доисламский период, насчитывает, во всяком случае, около двух тысяч лет.
Однако при всей географической, исторической и этнической общности арабских стран процесс национального развития протекал в них неодинаково, с годами все острее и конкретнее выявляя индивидуальные особенности каждой страны. Арабская специфика, традиции, религия, язык, культура, музыка изменялись, следуя за природными особенностями и культурно-этническим многообразием, за скачкообразным движением времени и за историческими миграциями.

В этой большой истории, в широком течении общих исторических и культурных традиций у каждой страны и у каждого народа определялись своя судьба, свой характер, своя музыка, свой общественно-политический строй.
Вся арабская музыка, того времени, пронизана то лирическим, то неистово темпераментным ощущением жизни, до боли звенящим при встрече с любовью, со страданием, с душевной тоской. Арабская музыка с древних времен утвердила свои каноны. Неотъемлемая часть народных праздников — танцы. Возникнув сначала как ритмические телодвижения, они преобразуются затем в небольшие театральные представления. Появляются костюмы, маски заменяют грим, люди играют не только животных, но и людей, действие, как бы примитивно оно ни было, развивается по законам драматургии. Дворцы мусульманских правителей издавна украшались изображениями танцовщиц. Основной доминантой для танцовщиц являлся гарем, но не менее часто сценой служил и базар – самое оживленное место арабских городов и селений.  Большую ценность представляет картина известного иракского художника Джавада Салима «Музыканты у халифа» (1958), выполненная с тонким чувством юмора, прекрасно схваченным музыкальным переживанием персонажей (картина находится в Государственном Музее Востока в Моск-ве).  Эта ранняя форма театра была особенно распространена в странах Магриба, где всегда ощущалось влияние цивилизации тропической Африки.


Несомненна связь танцев с обрядовым действом — танец был здесь не просто игрой, развлечением или «разминкой» перед действительной охотой, но и заключал в себе некий магический смысл, как бы призванный обеспечить будущей охоте удачу и успех. И вместе с тем, как и все остальные обряды, танцы эти знаменовали собою один из элементов театрального зрелища. Этот вывод уже стал аксиомой. Как пишет Е. М. Мелетинский, «народно-обрядовые игры, включающие элементы танца, пантомимы, музыки, отчасти изобразительного искусства (а впоследствии и поэзии), в своем синкретиче-ском единстве стали зародышем театра». Подготавливая себя к охоте, отра-батывая и закрепляя определенные навыки, человек играл охотника или зверя, изображал его движения, его образ.
В дальнейшем бывает уже трудно различить, когда танцы преследуют обрядово-магическую цель и когда носят самостоятельный характер, пре-вращаются только в зрелище, в искусство. К какому из этих видов танца можно, например, отнести танец, популярный на острове Джерба, расположенном у восточных берегов Туниса, и изображавший в прыжках и коленопреклонениях прилив и отлив морских волн? Несомненный элемент актерской пантомимы включали в себя такие выступления, как «танец верблюда», «игра с мечом» или «танцы охоты на газелей». Все они имели законченные либретто.
В Тунисе во время обряда «Исса ибн Ахмед» исполнители с музыкаль-ными инструментами в руках располагались вокруг костра и, когда его пламя поднималось к небу, пели религиозные песни, ставшие потом народными вне всякого обряда. Перед музыкантами выстраивались дервиши, босые, в грубошерстных одеждах, и начинали в определенном ритме двигаться; откиды-ваясь назад, они хриплыми голосами кричали «ха!», наклонившись вперед, - «ху!».

Постепенно в результате ритмических движений и их убыстрения воз-никало экстатическое состояние – одни дервиши начинали тереть горящими углями свое голое тело, другие прокалывали себе язык или щеки иглами, третьи избивали себя колючими кактусами.
Уж если зрелищность проникла в религиозную жизнь арабских стран, завладела всеми обрядами и обычаями, то нет сомнения в том, что в мирской, светской жизни арабов стремление к театральному творчеству росло неудержимо, находя первоначальное выражение хотя бы в таких важнейших компонентах театра, как музыка и литература. Здесь осваивалось как культурное наследие доисламского периода, так и опыт народов, порабощенных ранее Византией, Персией, вестготами, а теперь включенных в состав Арабско-го халифата. Если дворцы халифов одевались в роскошь, завоеванную у других народов, то и во всех областях культуры арабы творчески перерабатыва-ли художественные достижения Греции, Индии и Персии. Так, если до VII века при дворе Сасанидов содержался обширный штат не только певцов и танцоров, но и шутов и скоморохов, то во второй половине VIII века, когда власть в Персии перешла в руки арабской династии Аббасидов, греко-персидская культура представления всячески сохранялась и восстанавливалась.


Сказывалось и еще одно обстоятельство: пуританство ислама и особенно аскетизм шиитов укрепляли у народа интерес к искусству доисламского периода и внеисламского окружения, к музыке, поэзии, литературе. Именно в споре с исламом в IX—X веках, в эпоху распада халифата, наступил такой расцвет мусульманской культуры, который в истории был назван «ренессансом» (книга Адама Меца так и названа—«Мусульманский Ренессанс», хотя название это вызывает много споров). Несомненно, однако, что в отличие от западноевропейской культуры это ни в коей мере не означало возрождения классической древности, а термин «ренессанс», возможно, был употреблен здесь как некий эквивалент европейского Возрождения, по значению этого важного переходного периода мусульманской культуры от средних веков к новому времени (Подробно об этом см.: В. В. Бартольд. Сочинения, т. VI, М., 1968, стр. 617—629.).


Театральное искусство не могло оставаться в стороне, тем более что все необходимые компоненты его — музыка, пантомима, поэзия, литература — уже добились значительных успехов.
Традиции арабской музыки велики. Еще в древности, когда у арабов были совсем примитивные инструменты: деревянная дудочка — «най», квадратный бубен — «дуфф» или «даф», лютня с кожаной декой—«мизхар», барабан (глиняный горшок с расширяющейся горловиной, обтянутой барань-ей шкурой) — «дунбак» (в Ираке) или «дарбука» (в странах Магриба),— без музыки не обходилось ни одно из празднеств. Затем появились лира, флейта, цитра («канун»), через Андалусию — гитара («уд», на которой играют моло-точком) и многие другие музыкальные инструменты. После возникновения ислама в Медине были организованы первые школы музыкантов, певцов и танцовщиц. Окончившие эти школы разъезжались по городам халифата и передавали свое умение другим. Если единство музыки и поэзии существовало еще в «бедуинский период», когда искусства эти были всецело народными, то уже от времени царствования Омейядов сохранились имена профессио-нальных певцов и композиторов— Ибн Мусад-жих, Муслим ибн Мухриз, певица Джамиле (возможно, имя певицы не настоящее, а вымышленное, так как означает оно — «прекрасная»). А при Аббасидах Багдад становится музыкальным центром всего Арабского Востока, музыканты занимают видное положение при дворе, концерты устраиваются даже на лодках, выплывающих на середину Тигра, к тому же по ночам, при свете факелов.

Арабские философы доказывали, что законы гармонии основаны на за-конах математики, и приравнивали музыку к «математическим наукам». Из всех искусств музыка считалась арабами наивысшим, только ей было дано приобщать человека к «музыке сфер небесных». Музыканты относились к высшему слою арабского общества. Проблемам музыки посвящались серьез-ные научные труды — такие, как «Книга песен» аль-Исфахани, «Большой трактат о музыке» аль-Фараби, исследования по акустике и гармоническим связям Сафи ад-Дина Урмави и знаменитого арабского энциклопедиста, тад-жика по национальности, Ибн Сины. Боролись различные направления: «аль-мусика», основанное на учении греков и разрабатывающее теорию физической природы звуков, и «аль-гина», отдающее предпочтение профессионально-техническому мастерству, эмоциональному воздействию музыки.
Со временем утвердился основной жанр исполнения — вокально-инструментальный ансамбль, в котором ведущую роль играл актер-певец.

Адам Мец пишет по этому поводу: «Как еще и в наше время, пирушки сопровождались обычно игрой на четырех музыкальных инструментах. Ра-быни пели, скрытые за занавесом... однако для того чтобы оказать гостю наивысший почет, они появлялись и в самом зале. Во время одного празднества у визиря около 300/912 г. часть певиц сидела перед занавесом, а другая часть — позади. Восприимчивость к пению была очень велика — у многих „улетала душа". Когда певец Мушарик пел посреди Тигра, то все кругом плака-ли. Он так красиво вздыхал, что радовал этим сердце каждого. Когда же певец-эмир Ибрахим ибн ал-Махди, обвиненный в государственной измене, пел перед халифом ал-Ма'муном, то один из чиновников поцеловал край его одежды, извинившись при этом: „он должен поцеловать его ради его пения, пусть даже он поплатится за это жизнью..."
Для фатимидского принца Тамима (ум. 368/978) приобрели в Багдаде певицу, которая так чудесно пе-ла, что он был совершенно покорен ею и пообещал исполнить все, чего она пожелает. Тоскуя по родине, она попросила его разрешить ей еще раз спеть в Багдаде. Он сдержал свое слово и разрешил ей поехать туда через Мекку, где она и исчезла. Подобных историй много» ( А.  Мец. Мусульманский Ренес-санс, стр. 321) .

Песни — неотъемлемая часть духовной культуры каждого народа. Они издревле сопровождали все важнейшие действия людей, поэтому песенное творчество еще на заре ислама создало свои жанры. Были песни колыбельные, трудовые, охотничьи, караванные, были траурные плачи («риса») и похвальбы («фахр»), песни мести («сар») и поношения врага («хиджа»). Ка-жется, песни рождаются, почти сразу вслед за первым криком ребенка и сопровождают затем человека и в горе, и в счастье, и в любви, и в тоске, и в мечтах, и в надеждах, становятся самой жизнью, проносятся через века и, уж конечно, всегда и повсюду питают поэзию, литературу, драматическое искусство.